ГОРОД ВЕЧНОЙ МЕЧТЫ

 

Игорь СИД журнал "Крым", №1 (2), 2002 [1]

"Зовётся Керчью этот край, Где от тоски хоть умирай" Игорь Северянин, 1930-е "Ты был в Керчи? Не был?! Так молчи!!!" Ляпис Трубецкой, 1990-е "…Всё ракушечник, песчаник, Ожидание Керчи, Звуки частых обещаний, Руки греческих пловчих" Николай Звягинцев, 2001

      Уже который месяц я не мог написать статью о городе Керчи, заказанную альманахом "ОстровКрым". Я не понимал, что со мной происходит. Изложить хорошо знакомый, тем более биографически близкий и прочувствованный материал? Free & easy! Жил и действовал там с 1985 по 95 год, с перерывами на тропические экспедиции. И на заре своей эссеистики именно о Боспоре-Керчи сделал пару бойких псевдонаучных текстов, заинтриговавших, кажется, немало народу.
       Я привычно пообещал сработать быстро. Но ничего, кроме бессвязных обрывков, не возникало. Тема, как заколдованная, выталкивала при попытках в неё погрузиться. Редакция торопила, я изворачивался, врал, что вот уже почти готово, остаётся сшить тщательно выписанные куски...
       И я понял, что дело серьёзное. Необыкновенный, магнетический город Керчь больше не пускает меня писать о нём – во всяком случае, писать навскидку, без напряжения душевных сил. Скорее даже не сама Керчь, а моё неосознанное чувство ужасной перед ней, Керчью, вины.

       КАЮСЬ

             Боспорский форум, что бы ни скрывалось за этим термином, мы провели с друзьями в Керчи трижды с 1993 по 95 год. Акция имела много смыслов и подтекстов, но для меня это был ещё и небезопасный эксперимент: растормошить летаргическую жизнь города с трёхтысячелетним прошлым, чьи фильмы снов, десятилетиями перематываясь по кругу, выхватывают из прошлого одни и те же грандиозные видения, анекдоты о былом величии края. Вырвать зачаточный мегаполис из объятий Морфея, влить в опавшие вены гемоглобин, глюкозу, адреналин нового искусства, растолкать пульс современной гуманитарной мысли…

       Льщу себе надеждой, что удалось. Но с каждым годом найти спонсоров для заумных игрищ становилось всё труднее. Приятель-бизнесмен Серёга Солодилов (пристреленный в 96-м городской мафией за неконтролируемость, земля ему пухом) обзывал меня в роли фандрайзера "сыном лейтенанта Шмидта". Как позже написала питерская поэтесса Полина Барскова, "в золочёных доспехах отвергнутый плавится Сид". Экономический кризис неумолимо нависал. Четвёртого Форума, несмотря на наши дёрганья, не последовало – ни в 96-м, ни в 7-м, ни в 8-м. Я же всё больше сил посвящал созданному в Москве Крымскому клубу, который стал Форуму и заменой, и реальным, пусть на иной площадке, продолжением.

       "Вы попользовались Керчью, как женщиной, а потом её бросили", швырнула мне в лицо директриса "Телекомпании Керчь". Дело не в хорошенькой директрисе, её я пальцем не тронул. И не в двух бурных романах, пережитых мною здесь - до и после пяти лет счастливого брака. Ревнивая местная элита пыталась разглядеть за игрой в бисер финансовые махинации либо карьеристские па. Вот я, обессиленный оргсуетой и недосыпанием, рыдаю на плече одного из наших болельщиков, редактора городского радио Игоря Ефименко. Это после реплики журналистки-зрительницы Форума, ещё вчера тоже союзницы: "Мне объяснили, что Форум Вы устроили, чтобы крутить аферы на деньги российского Минкульта". Патриарх почвеннической прозы Василий Маковецкий сразу после выставки инсталляций на о. Тузла пишет было взволнованный рассказ – впервые в стиле фэнтези - "В дождливый день на острове", где даёт неожиданный творческий портрет не кого иного, как московско-нью-йоркского концептуалиста Валерия Айзенберга. Но на следующий день бежит в газету и забирает рукопись, и никогда уже её не публикует. (А я утаил экземпляр! и при случае с радостью обнародую.) Зато через год печатает в "Правде Украины" положительную рецензию на второй Форум, а ещё через год – эпохальный критический очерк "Заметки старого ворчуна" о герметичной поэзии участника всех Форумов Н.Звягинцева, где прилагает стахановские усилия к освоению формальных новшеств в изящной словесности.

       Ни попыток встроиться в номенклатуру, ни тайных денежных операций следопытам от местного бомонда вскрыть не посчастливилось. И с годами самая лютая оппозиция поверила, что "праздник болтовни как жанр искусства", как приветствовал наш Форум С.Аверинцев, и был на самом деле простодушным праздником. Но я-то теперь знаю, что, ожидая от меня какой-нибудь подлости, права первоначально была она!

       Я поманил, раздразнил это сонное, трогательное в своём наивном снобизме и благородном аутизме сообщество - вымпелом (жупелом?) духовной свободы, фата-морганой культурного моста, призрачной лестницей в столичное небо. Соблазнил. Совратил трижды - и смылся.

       "АГРЕССИВНАЯ КЛОАКА"

       А противник был что надо, честное слово! Скажу заранее, что победили всё-таки наши, но чего это стоило! Война велась по всем канонам провинциального театра, или, скорее, маленького, но гордого аула, оберегающего свою девственную чистоту. Фотограф главной городской газеты "Керченский рабочий" (большинство редакции первое время нашим забавам, мягко говоря, мало симпатизировало) заявил до начала всех событий, что применит "все возможные средства" для борьбы с "чуждым городу проектом". Первое упражнение он ещё как-то перетерпел, но на второй год, когда понаехали Искандер, Аксёнов, Кибиров, Войнович & Со, Н. разразился памфлетом "ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ на Боспорский форум современной культуры". Хрестоматийно оркестрованный пасквиль был подкреплён портретом Аксёнова, нагло переплывающего брассом Керченский пролив. На носу прозаика красовалась пририсованная для наглядности предательская горбинка. Форум однозначно истолковывался нашим экзегетом-патриотом как жидомасонский десант.

       Василий Павлович так и не узнал о тайной подоплёке своего визита. Ничего не подозревая, он дал здесь несколько оптимистических интервью, - несмотря на нюансы нашенского гостиничного сервиса, от коих он так давно отвык и потому был слегка шокирован. Однако уже через полгода городские депутаты кричали мне, что из-за меня мы тут все пригрели на груди змею! Рассказывая о Форуме на "Голосе Америки", писатель подчеркнул, что побывал в Керчи впервые, и охарактеризовал её как "нормальный заштатный совковый городишко". Не знаю, что им не понравилось, видимо, эпитет "нормальный" вправду унизителен для уникальной Керчи. Позже мне и самому попадался в его московском интервью "Аргументам и Фактам" (или в парижском интервью "Известиям"?) удивительный ответ на вопрос о свежих московских впечатлениях. "В Москве происходит быстрая вестернизация. Остальная страна довольно медленно движется по этому пути, и даже есть ещё места заповедного совка, - например, Керчь, - где доски почёта до сих пор висят, и Ильичи стоят нетронутые". То есть после Форума, где бы В.А. теперь ни находился, в Москве, Париже или Вашингтоне, он уже как бы не говорит вообще ни о чём, кроме Керчи. Но это ещё пустяки! В хронологически предпоследнем и лучшем произведении Аксёнова, романе "Новый сладостный стиль" главный персонаж, отчасти совпадающий с автором, делится с читателем такими воспоминаниями о том самом керченском отеле, что просто держись! Предоставляю любителям самим найти это место - и гарантирую заодно огромное удовольствие от жутко весёлой и жутко грустной книги.
       В общем, немало заслуженных помоев (всякому авгию по трудам) вылилось в нужное время на голову автора этих строк. Недаром мне так нравилась совковая шутка про "инициатива должна быть наказуема". Я был прав, вкладывая все свои силы в промывание магического пространства, но ведь я был и неправ - будоража глубоководный омут с устоявшейся хрупкой экосистемой! "И стало ясно, что пара вёсел / Тихую воду сведут с ума…" (Арсений Тарковский). После первого Форума имело популярность фото, где я измеряю методом утопляемой тростинки уровень горячей слякоти в керченском грязевом вулкане Солдатская Слободка (оный сочится как раз в геометрическом центре города). Всеми так и понималось, что после Форума грязевой горизонт обязан повыситься.

       Когда в интервью писателю Андрею Кавадееву для журнала "Остров Крым" я с невольным уважением сказал об "агрессивной клаке в горсовете", корректор ничтоже сумняшеся исправил на "агрессивную к л о а к у". Так это и прочитали. Никто не повёл ухом и не моргнул глазом.

       ЛИЦА

       Написать о Керчи что-то цельное с каждым годом вообще всё труднее. Из-за вынужденной эмиграции активных и заметных персон распадается совокупное лицо города. Специалист по антарктической ледяной щуке мрачный украинофил Володя Герасимчук теперь чиновник киевского министерства, его коллега Генка Шандиков пахать продолжает по своей тематике, но уже в Буэнос-Айресе и Ла-Пасе. Сумасшедший бард и доморощенный метафизик Игорь Березюков (получивший у нас в институте статус Борзюкова в честь лагеря КСП "Борзовка", который в свою очередь назван в честь огибающего его мыса Варзовка) гитарит в подземных переходах Харькова, океанологи Сергей и Таня Хомутовы занимаются геохимией в подмосковном городке биологов Пущино. (В отличие от благоговевшего перед ним Березюкова, Сергей является продвинутым практикующим мистиком в ранге астрального инспектора.) Тележурналист Саша Беланов давно уже москвич и делает, в частности, собственную передачу "Ночное рандеву"… Есть ещё более прославленный телевизионный керчанин, Сергей Доренко, но его мы лично не знаем и лишь с сочувствием следим за его политическими сафари. (Санитары леса не могут не вызывать уважения.)

       Настоящим открытием – уже в новом тысячелетии – стало для меня недавнее знакомство с приехавшей в Москву по делам альманаха «ОстровКрым» Таней Николаенко, его редактором и уроженкой Керчи, ныне жительницей Симферополя. Когда-то они с мужем написали серьёзное экономическое исследование по современному состоянию и перспективам Республики Мадагаскар. Совпадение (Керчь, Остров Крым, перспективы Мадагаскара, наконец – фамилия на «енко»: обо всём этом см. мой очерк «Остров Мадагаскар в русской культуре») для меня особенно знаменательное

       Год назад переехала в Симфи моя высокочтимая приятельница, пани Ядвига Шиманская, для соседок Надежда Владислововна, шляхетная полька, интернированная в 30-е годы, леди на велосипеде, не гнушающаяся ударных огородных работ, моржующая каждой зимой в море на своём восьмом десятке, - вдова скульптора Романа Сердюка, создавшего и возглавившего городскую художественную школу (с ним я знаком не был). Их старшая дочь, городская королева красоты Кася, продолжила династию и тащит на себе эту самую школу. Что касается покойного Романа Владимировича, культовой фигуры для местной интеллигенции, то в своих арт-проявлениях он, яркий человек и педагог, бывал иногда не столь бесспорен. Во всяком случае, созданные им стройные грифоны (геральдический тотем Керчи), заново украсившие Митридатскую лестницу, вызывают почему-то ассоциацию не с грубой и плотской эпохой титанов и атлантов, а скорее с изящной, ударного труда и культурного досуга, передовой птицефабрикой, а такой же советский Пушкин, сохранившийся в виде эскиза и выдвинутый группой энтузиастов на почётный пост шедевра в городском саду, надеюсь, всё же останется как есть неудачным наброском. Мне тяжело это писать, я нежно люблю Ядвигу и трёх её гордых красавиц дочерей, но я по горло сыт московским гением Церетели, а в дорогой мне Керчи и без того, как я уже цитировал Аксёнова, "Ильичи стоят нетронутые".

       В столицу Крыма перебрался писатель и многоопытный врач Александр Грановский, слиянием двух своих ипостасей создавший новое направленияе в психиатрии - литерапию, т.е. лечение художественным текстом (www.nlp.liter.net). Впрочем, литерапевт Саша и его супруга, great profy англо-русского перевода Галя Грецкая - вечные странники, не задерживающиеся более пяти лет в одном городе, в их списке как минимум Мурманск, Архангельск, Измаил, несколько крымских городов, в ближайшие времена - Торонто либо Нью-Йорк (в первом уже живёт сын, во втором дочь). То есть отъезд Грановских - не отступление, а наступление, случай никак не типичный.

       ...Но Бог меня раздери, если я соглашусь, что уехали все лучшие люди! Я не понимаю, почему кто-то остаётся в Керчи среди растущей нищеты и разрухи, как и на что они живут, но я счастлив, что они там есть и что есть к кому приехать в Керчь! Образ города неотделим от их просветлённых физиономий.
       Это ихтиолог Коля Кухарев, верный старший товарищ, селф-мейд-мен, воспитавший себя из чуть ли не детдомовского безотцовщины в учёного флибустьера, тонкого знатока тропического мира. Он был самым выносливым, то есть даже ночным, слушателем произведений участников Форума (как жаль, что на наше приглашение в гостиницу после заседаний решались отозваться лишь немногие керчане!). ...Это крупнейший в СНГ специалист по ихтиофауне индоокеанского шельфа Серёжа Усачёв, по чьей просьбе я провозил однажды контрабандой в ЮАР заново открытых акул-лиллипутов - к состоящему с ним в переписке крупнейшему же в мире спецу по хрящевым рыбам Леонарду Компаньо. В отсутствие научных рейсов Сергей подрабатывает склеиванием многолитражных аквариумов для офисов. ...Это вечный юннат В.Ф. Демидов, носитель высшего знания о промысловых пелагических видах Индийского океана, за излишний авторитет среди коллег сосланный на пенсию завистливым очередным директором, но по уходу на пенсию самого директора снова активно привлекаемый к делу в роли стратега, эксперта и консультанта. Демидов опекал меня, наезжавшего в Керчь в свой будущий НИИ ещё с первого курса Днепропетровского универа, пас как будущего учёного, свою смену. Научника из меня не вышло, простите, Владимир Фёдорович! Надеюсь, вышло-таки нечто другое.

       Это историк, глава археологической экспедиции Лёша Куликов, двадцать лет назад в бытность вдумчивым школьником открывший городище могущественной в древности Акры, одного из ключевых портов Боспорского царства, местоположение коего в проливе дискутировалось в мировых научных кругах целое столетие. Фантастика, но факт. Взрослые дяди археологи признали открытие лишь через пару лет, к окончанию триумфатором десятого класса. Изучать затопленную морем Акру хватит на всю жизнь, но главное, что Алексей разрабатывает основы новой научной дисциплины, исторической экологии: как взаимодействовало с биогеоценозом Боспора эллинское рыболовство и скифское хлебопашество? …Таким же глубоким специалистом в своей области, но в антинаучной и несерьёзной, является программист Андрей Цеменко, аттестующий себя как "дегустатор фантастики". В начале 90-х он с единомышленниками из Севастополя и Николаева выпускал в самиздате очень профессиональный журнал сайнс фикшн, фэнтези и критики "Никогда". А палаточный лагерь любителей фантастики со зловещим названием "Комариная плешь" на острове Тузла он устраивает ежегодно с начала 80-х. Андрей сообщил мне, кстати, что в мировой фантастике Керчь мелькает гораздо чаще, чем этого можно было бы ожидать, - даже у американских авторов…

       Несерьёзным делом занят и Лёлик, то есть блюз-гитарист Алексей Блажко, лидер самой интересной, похоже, рок-группы Крыма с плавающим названием ("Синкопа", "Ма'мали", "Свиной поросёнок", "Матросами не пахнет" и т.д. - никогда не пойму, заглавия ли это песен, альбомов или банды в целом). Один из самых утончённых и суггестивных лёличьих проектов - музыкально-компьютерная обработка, типа караоке, спичей на городском радио (где он работает в должности звукооператора и, по всему видно, останется в ней до глубокой и безоблачной старости) различных начальников и политиканов. Эти фантасмагорические композиции особенно нравятся моим взыскательным детям. Ещё Лёлик дорог мне тем, что иногда ему снится, будто он Крымский полуостров, и ему очень больно от всех этих шоссейных и железных дорог… Первая жена Лёлика, Шурик (Саша, т.е. девушка) - дочь Оксаны Сердюк и при этом внучатая племянница пионера-героя Вити Коробкова. У нас тут в Керчи всё круто!

       Можно понять, почему из Керчи не уезжают деловые люди. Патриотизм, наверное, не в том, чтобы хвалить свою родину, а в том, чтобы её поднимать. Первый бизнесмен, с которым я здесь сдружился, Володя Пучков, создал и возглавил городской союз предпринимателей. Он же был меценатом моей первой выставки в кинотеатре "Украина", а потом помогал с Форумом - чаще всего из его конторы я звонил в Мюнхен Войновичу, в Вашингтон Аксёнову и в Москву всем остальным. В вязкой провинции бизнесу особенно необходимы политические рычаги, и лучшие или наиболее стратегически мыслящие дельцы неизбежно идут во власть. (Исключение - короткий период, когда в горсовет вошло некоторое число бандитов, оказавшихся по трагическому совпадению не лучшими и не мыслящими.) Образцами дальновидных бизнесменов мне запомнились Евгений Максименко и Анна Абакарова - последняя, родись она в другом тысячелетии, оказалась бы шемаханской или персидской царицей. Ей-богу, если метемпсихоз существует, то именно умной царицей Анна Александровна в предыдущий раз и была.

       … Пытаясь собрать обобщающий человеческий образ Керчи (воистину города вечной мечты, но об этом позже), я вижу перед собой, скорее всего, романтичного мастера с завода эмальпосуды Валентина Коваленко - идеолога знаменитых благодаря репортажам Клуба путешественников "эллинских" походов вкруг Черноморского побережья, предпринимавшихся заводскими адептами античного времяпрепровождения. В расшитых золотом древнегреческих хитонах, с копьями и амфорами с квасом! (Именно Валя нашёл в холмах Керченского полуострова гранитную скифскую бабу, что торчит сейчас в центре города. По последним сведениям, увы, Коваленко ударился в политику и руководит филиалом какой-то из общеукраинских партий. Но это уже не очень керченский образ.) А может, это Валин альтер эго и оппонент, создатель Клуба любителей истории Борис Бабич, галантный матерщинник, тоже мастер на том же заводе. Стопроцентный махровый еврей, восхитительный Боря сохраняет и охраняет керченскую старину, и обучает величественному языку Эсхила и Софокла молодых крымских греков - двоечников и лоботрясов. Комплекция не позволяла председателю Клуба спускаться с нами сквозь узкую срамную щель в склоне горы Митридат на эксклюзивную экскурсию в подземный некрополь - комплекс разграбленных в прошлом веке захоронений таинственных боспоритов. А он ведь был самым достойным из нас - прикоснуться к античным фрескам (одна из них, в файюмском стиле, прославилась на весь мир под именем богини Деметры), подышать застоявшимся античным воздухом. Помню его головоломную новогреческую визитку, где имя и фамилия транскрибированы через фонетику, не имеющую шипящих и звука "Б": Мпорис Мпампитс!

       НАШИ МЁРТВЫЕ

       Керчь быстро утешается по своим покойникам, смиряется с потерей. Мне это не очень понятно, но что-то здоровое в этом, наверное, есть. Однако, вопреки максиме "у истории нет сослагательного наклонения", часто хочется напоминать: был бы жив такой-то, было бы всё по-другому.

       Конечно, было бы всё то же самое. Да и сейчас, если смотреть философски, всё не так страшно. Но в ноябре, если память не изменяет, 1993 года, в неслыханные здесь для этого сезона холода и снега, на шоссе Керчь-Симферополь вылетела на встречную полосу автомашина с Яковом Аптером - директором крупного керченского завода, лидером песпективного политического движения, и его ближайшими сотрудниками. Двигавшийся навстречу дальнобойный грузовик или трелёвщик принял удар и нёсся дальше с легковушкой на бампере, теряя курс, пока не припечатал её к придорожному столбу. Сейчас уже неважно, было ли это заказное убийство, - вряд ли, погибшие сами нарушили все возможные правила безопасности, но трудно представить более "удачную" для кого-то смерть. Аптер имел баснословный авторитет среди многотысячного коллектива, послевоенный сирота, он безукоризненно прошёл снизу доверху служебную лестницу и был избираем всегда и всюду, кажется, единогласно. С ним, проявлявшим недвусмысленные намерения войти в правящую элиту не только Крыма, но и Украины, ассоциировались конкретные шаги развития, завязанные на социальные технологии, взаимопомощь, смягчённую конкуренцию и другие параметры приблизительно шведской версии социализма. Я не компетентен давать всему этому оценку, но ясно, что история большого региона с гибелью Аптера двинулась определённо несколько в другую сторону. Мы виделись с ним перед первым Боспорским форумом, денег он не дал, сказал: меня не поймут компаньоны. Я ценю честный отказ, обычно наши бонзы предлагают на уши лапшу. Думаю, в дальнейшем мы нашли бы темы для сотрудничества.

       Мэр Керчи Александр Сафонцев медленно, но верно вырастал в большого политика, в своё время существенно помог Кучме стать президентом (оправдал ли тот надежды на улучшение жизни, другой вопрос). Сафонцев неизменно помогал Форуму. Он погиб три года назад уже в роли вице-премьера Крыма в борьбе с ялтинской ветвью крымской мафии, пережив несколько операций за месяц после взрыва на турбазе "Таврия".

       Крымская мафия была раздавлена киевскими спецслужбами несколько позже. В Керчи все вздохнули свободнее, но поговаривают, что функции негласной "крыши" взяла на себя милиция, оставшаяся без конкурентов. Одного из "замоченных" местных авторитетов звали Кельзон, это знали все, но больше ничего о нём, помнится, не было известно. Помню, мой знакомый, затеявший в Керчи в разгар перестройки туристическую фирму, быстро поднялся - тема была неразработанная, купил две легковых иномарки, себе и для фирмы. Но однажды его взяли, по его выражению, "под белы ручки" и привезли к Кельзону. "Налоговые" условия были поставлены такие, что бизнес его стал чахнуть, и через год приятель всё бросил и вернулся к своей прежней малоденежной специальности. Он сокрушался: во всех странах мафия стрижёт лишь побеги, чтобы не погубить дело, а наша - под корень. Машины у него отобрали, просто так, сверх "дани". В момент, когда он мне об этом рассказывал у крыльца Дома Политпросвещения, мимо проехала бывшая его иномарка.

       Лучший живописец Керчи Жорж Матрунецкий [2] умер пару лет назад от болезни почек, продолжая подрабатывать где-то художником-оформителем. Его достоверные до полной сказочности пейзажи, где море переходит в сушу мучительно постепенно и волны вылизывают стены жилых хибарок, а лодки служат хибаркам кровлей даже на холмах, видимо, должны теперь сильно подняться в цене. За несколько лет до смерти Жоржа его выставку в Симферополе посетил высокий заокеанский гость из клана Кеннеди, знаток живописи, и сходу отобрал значительную часть работ для приобретения. Однако автора, жившего в Керчи без телефона, за пару дней "не нашли", Кеннеди уехал ни с чем.

       Понимая себя полпредом города в искусстве, Матрунецкий часто подписывал работы псевдонимом "Жорж Керч" (именно без мягкого знака). Кажется, зная и даже подчёркивая, что керч - один из синонимов фаллоса в старорусской лексике. Человеком Жора был весёлым и к себе относился без должного почтения.

       Его подлинным антиподом был Георгий Бут, бытописатель военного подвига керченского населения в Аджимушкайских каменоломнях (кому был нужен этот подвиг и зачем власти вместо эвакуации согнали тысячи людей под землю для бесполезной подрывной деятельности, ещё предстоит расследовать историкам и архивистам, а может быть, международному трибуналу). Бут узурпировал исключительную нишу главного художника в городе, но писал не тузов политики и культуры, а пионеров-героев под каменными сводами, санитарок и партизан, всех на одно лицо, непременно чумазое и с карими, горящими ненавистью к захватчикам глазами. Для циклопических, подавляющих зрителя полотен в центре города был возведён специальный храм, экскурсантов тащили туда на причащение безальтернативно. Когда директриса этого дворца тьмы на заре перестройки отважилась предложить отделу культуры выставлять там - поначалу в гомеопатических дозах - других художников, хороших и не про борьбу, жрец мрачного культа вражды не выдержал измены и умер. Теперь это и есть городская картинная галерея, за пятнадцать лет, спасибо Лидии Михайловне, там выставлялось много чего хорошего. Совсем уж избавлять её от бутовских детей подземелья, ради коих она создана, безусловно, не стоит, пускай тоже висят, напоминают обо всём плохом. В гомеопатических дозах.

       ПРЕРЫВНЫЙ ЗВЕЗДОПАД

       …Удержусь от перечисления всех светлых имён современной литературы, которых нам удалось разными путями и неравными порциями подключить к истории Керчи. "Сей поезд журавлиный" выше уже частично проименован. Кто-то, как Жданов, Поляков, Звягинцев, Максимова, Боде, оставался после Форума или приезжал заранее, а мы старались сделать дополнительные авторские вечера в уютном зальчике городской библиотеки имени Белинского, чьих милых сотрудниц я люблю и почитаю в этом городе, пожалуй, горячее всего. На эти встречи собирались чудесные люди.

       Но звёзды залетали в Керчь, разумеется, и без нашего участия. Поэт Иван Жданов, уже после Форумов получивший самый крупный в мире приз в области русской литературы - премию Аполлона Григорьева, причём первую по счёту, - в 70-х посещал Керчь в качестве осветителя гастролирующего столичного театра. ("Мы кадили актрисам, роняя слюну, / И катали на фурке тяжёлого Плятта" - написал Сергей Гандлевский, один из колоссов, так и не попавших на Форум, но всякий раз собиравшийся и незримо присутствовавший с нами; в 95-м он, например, умудрился опоздать на поезд).

       Поэт Света Литвак, куратор московского Клуба литературного перформанса, наезжала сюда с археологическими экспедициями.

       Владимир Войнович, участник - с незначительным опозданием - Боспорского форума-94, жил здесь в 50-е, здесь написал текст достославной песни "На пыльных тропинках далёких планет". На его авторском вечере в тогдашнем городском доме культуры было так шумно, что стихи ему пришлось читать через матюгальник (т.е. мегафон, поясним для необразованных). До сих пор считает себя керчанином.
       Больше всего ему запала тогда астрономическая цифра в названии его автобусной остановки - "40-квартирный дом".

       Это про керченского своего знакомца, одного из пионеров советской международной коммерции в жанре мелкого бартера, Владимир Николаевич написал рассказ "Ченчеватель из Херсона". Слово это из лексикона советских моряков происходит, понятно, от английского change "обмен". "Херсон" здесь - псевдоним Керчи, написать дословно в те годы фактически означало сдать человека компетентным органам.

       Список падучих звёзд (каждый раз - "к счастью") можно продолжать. Но вот у Искандера в Керчи даже обнаружился родственник, мы заезжали к нему с семьёй Фазиля Абдуловича. Будем считать, что ваш автор забыл, где он живёт - чтобы не погиб пожилой человек от нашествия интервьюеров. А у изобретательного художника Исмета Шейх-Задэ (www.liter.net/=/Ismet), будущей, да уже и сегодняшней гордости крымского и вообще современного искусства, дедушка учительствовал в Керчи в 30-е годы, сохранился домик, в котором он жил. Лелею коварную надежду, что Исмет тоже обратит своё внимание на Керчь как на испытанную идеальную сцену для перформансов и фестивалей.

       ОЛИМПИАДА ФУТУРИЗМА И ПОСЛЕ

       Историк Андрей Мальгин обратил моё внимание на связанный с Керчью немаловажный и почти забытый сегодня эпизод Серебрянного века. В 1913 г. крымский поэт Вадим Баян (Владимир Сидоров) организовал "Олимпиаду футуризма" - большое турне по Крыму поэтов-футуристов, как кубо-, так и эго-: Маяковского, Бурлюка, Северянина и др. Объединить в Таврии авторов разных, даже противоположных художественных направлений, совместить в дискуссионном пространстве наследие античности (Олимпиада) и культурные инновации (футуризм) - явно что-то знакомое… К сожалению, опыт оказался неудачным, эго и кубо окончательно расплевались именно в Керчи, разъехались и старались о проекте не вспоминать. Вспомнил лишь "поэт стареющий в Териоках", из его стихотворных мемуаров я и взял первый эпиграф к этому очерку... Боспорскому форуму повезло больше, на этот Керчь раз сумела сдружить поэтов, не сильно жаловавших друг друга в Москве.

       Ещё одно-два десятилетия после Олимпиады футуризма Керчь оставалась интересной культурной сценой. Особо отмечу фигуру жившего здесь Георгия Шенгели, а также эфемерный Боспорский университет, где осела в 20-е годы эвакуированная в гражданскую из столиц профессура. Общесоветский процесс принудительной деградации быстро низвёл университет до рабфака. Не хочу писать о том времени.

       МУЗЕЙ АРИСТОНИКА, ПОЧТОВАЯ БОЧКА, ПОЭТИЧЕСКИЙ КАННИБАЛИЗМ, БИОГРАФИЯ ПОДДЕЛЬНОГО КУРГАНА

       От Боспорских форумов остались в Керчи не только приятные, я очень надеюсь, воспоминания, но и, что называется, вещественные доказательства. Во-первых, от всех участников мы требовали привезти свои книги или публикации для городской библиотеки. Все основные течения актуальной русской литературы в лице лучших своих представителей открыты читателю пять или шесть дней в неделю! Но есть ещё и сокровенные, почти эзотерические следы.

       Музей Аристоника придумала режиссёр форума Оксана Натолока.
       Аристоник Олинфский, любимый кифаред Александра Македонского, оставил на Боспоре двойственную память. Срывал на гастролях такие аншлаги, что персидский шпион использовал его приезд сюда, чтобы пересчитать неприятеля: на концерты сбегалось всё взрослое население. Ставя в пример античных фанов ленивым и нелюбопытным в последние столетия керчанам, Оксана призывала их быть столь же неосмотрительными и безоглядно отдаваться заезжему искусству! Для сакрализации оного и собиралась коллекция "Музея Аристоника": личные вещи участников Форума или предметы, связанные с их творчеством (см. статью "Крым: предчувствие новой мифологии").

       На втором Форуме подобные объекты решено было вообще посеять, как разумное, доброе и вечное, в керченскую почву. Прав Сергей Градировский, убеждавший меня сделать жизнеописание рукотворного кургана (точнее, курганчика) "Юз-Адын-Оба". Но для этого надо потрудиться восстановить перечень "творческих талисманов", опущенных участниками Форума в созданное с помощью стройтехники "захоронение". Отмечу лишь, что курган сейчас исчезает с лица земли (точнее, с "отвалов Толстикова" - плоской боковой насыпи из археологического мусора на горе Митридат). Любители творчества конкретно В.Аксёнова разгребают его с каждым годом всё глубже в поисках ручки, которой писатель написал роман "Остров Крым". Говорят, пять или шесть человек уже нашли её, слегка поржавевшую, и показывают, каждый свою, восхищённым приятелям.

       Форум наш был благодатным практикумом для сотворчества. ("Ничто так не сближает людей, как совместное музицирование", - Г.Гессе.) Какие-то проекты возникали просто из воздуха. О символическом жертвоприношении, совершённом молодыми поэтами на первом форуме над распоясавшимся мэтром, неоднократно писалось, но хочу подчеркнуть, что хэппенинг съедения доставшего всех корифея было проведён политически корректно и не без художественного вкуса - о чём свидетельствует хотя бы текст заявления на моё имя с просьбой о выдаче тушки и необходимых кухонных аксессуаров.

       По предложению стихотворца, симферополитанина Андрея Полякова совершалась акция "Бутылочная почта". Из экологических соображений вместо тучи бутылок "в набежавшую волну" швырялась небольшая дубовая бочка с письмами участников "в тридцатый век". Аксёнов, по его словам, сообщил там (на английском), где закопан на о. Тузла сундучок с драгоценностями. Не обходилось без экстрима. На третьем Форуме момент опущения писем в бочку на острове телевизионщик не заснял, замылившись на полтора часа с ассистенткой в заросли лоха (дерева, повсеместно эвфемистически называемого маслиной). На катере же он решил наверстать упущенное - потребовал вынуть письма и раздать их наугад для инсценировки акта заново. Поэт Т.К., взглянув в доставшийся ему лист, побледнел и чуть не потерял сознание. Это писательница В.Б., не ожидая, что её текст будет прочитан ещё "при жизни", послала в будущее размашистый автограф: "… вам в рот, товарищи потомки!". Думаю, если бы эта невинная шутка, без каких не обходится ни одно неформальное сборище как великих, так и простых смертных (выражавшая к тому же естественный протест против ура-оптимистической акции в стиле пионерских зорек) стала тогда достоянием высоконравственной общественности, меня бы в Керчи просто линчевали.

       CITY DREAMER,

       "Город-мечтатель", "Дремлющий город" - так называлась по-английски гэдээровская рок-группа. Это словосочетание, как ничто другое, подходит именно к Керчи. Город всегда, в самые разрушительные и бессмысленные годы, полон каких-то неясных щемящих надежд. Сейчас, к примеру, по городу ходят слухи, что Украина готовится продать или отдать Керченский полуостров России - за прощение газовых долгов! Народ ждёт и верит. Кто-то даже сталкивался в универмаге со специалистами из оценочной (закупочной?) комиссии... Только ГОРОД ВЕЧНОЙ МЕЧТЫ может однажды объявить самому себе, что основан он 2599 лет назад (при отсутствии каких-либо документальных свидетельств), и через год шикарно отпразновать своё 2600-летие! (Марк Твен: "Нашей планете миллион лет, в ноябре юбилей".) Я всемерно поддерживаю это очередное сумасшествие, ибо ничто так не радует меня, как интеллектуальные изобретения и красивые мистификации. Застрельщица вышеназванного начинания, вице-мэр Керчи Лариса Борисова, сумела убедить историков и краеведов в том, в чём они были совершенно не уверены десятки лет.

       (Между прочим, третим Боспорским форумом мы все обязаны отчасти и Ларисе Ивановне. Крымский минкульт по доброй традиции аннулировал своё обещание финансировать проект - за пару дней до времени "Ч". Мэр Сафонцев на беду был в командировке. Бродя в прострации по исполкому, я столкнулся с Борисовой, она пригласила к себе в кабинет, спросила, почему бледный. Повлиять на ситуацию было явно не в её силах, но я вздохнул и всё рассказал. "А вы знаете, что с сегодняшнего дня у нас новый министр?" - спросила она. Она позвонила Анатолию Литвиненко в Симфи, поздравить с назначением, и заодно ввела его в курс дела. Восхитившись поворотом сюжета, я неожиданно для себя поцеловал муниципальную приму в ручку, а может быть, в щёчку, не помню, - был в восторге. А министр, рьяно взявшись за гуж, тотчас же выполнил обязательство, взятое его предтечей.)

       Вся роскошь вселенского безумия Керчи воплощается для меня в загадочной записке, оставленной молодой посетительницей моей выставки в городской галерее в начале 90-х. Вахтёр взволнованно передала мне листок с корявой схемой, где в центре была обозначена наша планета, слева в уголке некий "наблюдатель", вверху справа "горяч. источник", а сбоку фатальная надпись: "Гибель земли не избежна" (sic! - И.С.) Встретиться с автором мессиджа мне не удалось, - как, разумеется, и предотвратить гибель Земли.

       СТАРТОВАЯ ПЛОЩАДКА?

       … Летом 88-го переводчик в моём ЮгНИРО (Южный НИИ морского рыбного хозяйства и океанографии) Андрюша Широков сказал мне: всё, завтра делаю транспарант и иду на площадь. Иначе мои дети будут жить при крымском Чернобыле! На Керченском полуострове готовилась к запуску АЭС. Колосс был откровенно на глиняных ногах: дворы в окружающих посёлках залиты великолепным цементом, недоложенным в бетон стен атомной станции. А место для фундамента подобрали вообще на разжижающемся грунте - потенциальном плывуне. Народ дружно ждал первой трещины и Большого Взрыва.

       Стало стыдно оставлять Андрея на съедение свирепым ментам (на деле выказывавшим в дальнейшем едва ли не солидарность). Собирать подписи протеста мы поковыляли вдвоём. Вскоре вокруг нас сформировался керченский блок всесоюзной ассоциации "Экология и мир". Со слезами умиления вспоминаю эту разношёрстную горячечную команду, особенно даму с завода, на каждой сходке поднимавшую наш боевой дух новой поэмой против душителей природы и демократии. Между тем горком и обком насмерть, как Иван Земнухов и Ульяна Громова, стояли за "решение Партии и Правительства". Собрания наши в открытую посещали гебешники. Мы держали себя в руках, морду им не били, только издевались вербально. Провели в горсовет и облсовет несколько своих кандидатов и таки закрыли атомную, совместно с сообщниками из Симферополя и других неблагонадёжных уголков Крыма. Депутатское наше лобби оказалось большей или меньшей степени скромности (вялости?), но один из них развился в гендиректора целого издательского дома и стремительно забыл об общем легендарном прошлом; бог Меркурий ему судья. Но не забыли наши оппоненты!

       Дело было так. В конце 90-го года мне срочно понадобилась приличная сумма в долларах для участия в экспедиции с особо экзотическим маршрутом (Египет, Намибия, ЮАР, Мадагаскар, Индонезия и т.д.), финансировавшейся вскладчину. Рассчитывая на новую историческую ситуацию, без малейших колебаний я двинулся в недавний стан врага. И не ошибся.

       Вице-мэром был тогда Василий Криворотько, ещё годом раньше державший горестные речи о "разнузданных письмах против руководящей линии". Слуга народа, тоже без малейших колебаний, пообещал мне поддержку рекомендательными письмами и звонками хоть в ЦК. (Василий Иванович врубался насчёт шизы по тропикам - сам скоро умотал в Индию представителем какой-то фирмы.) Прощаясь, уже на пороге он задал мне сакраментальный вопрос, преисполнивший меня уважением к самому себе. "А всё-таки, скажите, какие силы стоят за Вами в городе?" Подумать только, они были уверены, что за нами стоит кто-то или что-то, кроме задетого самолюбия и дурной привычки выдавливать из себя раба! Я еле удержался разочаровать его ответом: "Как какие? Андрюша Широков…"

       Помимо звонков и писем к предпринимателям, прежде всего директору корпорации "Воля" (б. Керченский тарный завод) Владимиру Непорожнему и главе Балтийского морского пароходства Виктору Харченко, не последнюю роль сыграли рекомендации мастодонта индустрии путешествий Юрия Сенкевича и ныне покойного директора Института Зоологии Ореста Скарлатто. Искреннее спасибо всем ещё раз, господа-товарищи! Я ушёл в экспедицию в качестве художника-натуралиста, как бы в творческую командировку от города, и полгода интенсивно шлифовал авторскую технику на образцах островной и африканской фауны и флоры. Итогом стали собранная для музея ЮгНИРО коллекция (впервые в истории института - ботанические, а не животные экспонаты, чем особенно горжусь), ряд популярных докладов и выставки натуралистической графики в Крыму, Днепропетровске, Киеве и Москве.

       "Культурологически наиболее обусловленная стартовая площадка для путешествия духа", - сказал про Керчь автор идеи Боспорского форума Изяслав Гершмановских. Да, Керчь послужила трамплином для меня и для многих ныне таких же, в сущности, беженцев, удачливых беженцев, но она же и посадочная площадка - для самых сильных, кому хватит духа вернуться и восстанавливать из руин целостную жизнь. Ты ждёшь ли меня ещё, веришь ли ещё, Керчь?.. Я не знаю, хватит ли мне когда-нибудь силы духа.

       К ВВЕДЕНИЮ В КЕРЧЕНСКУЮ ТОПОГРАФИЮ

       Всё-таки нужно как-нибудь сконцентрироваться и написать галерею керченских литературных пейзажей, разложить ландшафт на главные составляющие или культовые места. Что за пункты входят в парадный список, заранее понятно. Городской Бродвей - улица Ленина, в молодёжной слэнге "Лента", до революции ул. Дворянская (новый мэр, забодясь об имидже города, чистит его до блеска, Ленту превратил в копию Старого Арбата с фонарями и шопами, снёс опостылевшие развалины по берегам улицы, а мне почему-то жалко); "Комариная плешь" на Тузле; сама Тузла; "Борзовка", "площадка" (окраинный пустырь перед дурдомом, недалеко от горпляжа); Митридатская лестница, ряд раскопок, облюбованных горожанами под первомайские пикники: Пантикапей, Мирмекий, Тиритака...

       Но вспоминается мне, например, и неприметная уютная лагуна за тарным заводом, в керченском пригороде Цементная Слободка. Здесь однажды загорали вчетвером "диким пляжем" мы с супругой, Вероника Боде - прозаик и крутой журналист, редактор то программы "Сегоднячко", то "Радио Свобода", и Мария Максимова, изысканнейший из живущих сегодня русских поэтов. Избыток дам в компании привлекал гиперактивных в это время года человеческих самцов, но мы мирно отпугивали их, при возникновении кавалера переходя в беседе на импровизированный псевдо-польский или псевдо-английский…

       Топонимика Керчи - огромная тема. Ни один город планеты не имел за свою жизнь столько названий. Пантикапей, Боспор, Карх, Корчев, Воспоро, Черкио, Воспро, Черзети, Еникале и т.д. Удивляться нечему, Керчь один из старейших городов Земли. В вариантах склонения нынешнего имени - "в КерчИ'", либо "в КЕ'рчи", - я вижу выбор между низким стилем и высоким: смотря с чем ставишь в один ряд это имя - с "печью" или с "речью". Вслед за Маяковским ("а там, под вывеской, где селёдки из КЕ'рчи…") предпочитаю второй вариант, хотя в жизни он, натурально, встречается реже. Топонимы в городе в основном советские: старые русские и татарские названия во многих случаях так и не были возвращены. Но всё же гора Митридат выглядит очаровательной антикварной этажеркой: улицы Митридатская, Эспланадная (в произношении горожан, разумеется, "Эксплуанадная"), Первый, Второй Босфорский переулки… На волне гласности в конце восьмидесятых я решил было под шумок добиться переименования улицы Ворошилова, на которой жил, в улицу Максимилиана Волошина: и близко по звучанию, и ассоциации не с подлостью и кровью, а со всеми лучшими человеческими проявлениями... Но согласился с возражениями муниципалитета: улица новая, нехорошее имя у неё с рождения, а вон в Италии до сих пор есть площади Муссолини.

       Протекающая через центр речка Мелек-Чесме, - в переводе с татарского "Ангельский Родник", между прочим, - после депортации крымских татар была переименована в речку Приморскую. Образцовый кретинизм типа "площадь Привокзальная", "улица Межмикрорайонная"… Удачно она зашифрована в рассказах Маковецкого: речка Пантикапейка. (У Василия Яковлевича, кстати, есть замечательный неизданный сборник про природу Керченского полуострова. Надеюсь, когда-нибудь он таки выйдет в свет.)

       На втором Форуме писатель сделал краеведческий доклад "Митридатские улочки". Один из анекдотов, оставшихся в литературных кругах, таков: к концу доклада, вылившегося в суровую критику предыдущего форума, задремавший было в зале поэт Иван Жданов вдруг в тревоге подпрыгнул: "Стоп! А где же кочки-то?" Сидевший рядом поэт Тимур Кибиров строго его поправил: "Не кочки, Ваня! Не кочки, а улочки!"

       Но я не случайно во врезке к очерку назвал Керчь городом необыкновенным и магнетическим. Подразумеваю ту мощную ностальгию, которой заражает этот край, когда хоть немного его узнаешь, а потом покинешь. Человеку, объездившему не мир, но точно полмира, от Сахары до Антарктиды и от Джакарты до Санта-Круса, Керчь подарила мне многие из самых сильных воспоминаний в жизни. Читатель сам может если не вспомнить, то вообразить чувства, возникающие при непроизвольной медитации на объекты причерноморской археологии и геологии. Но опишу один волнующий мою память случай.

       Маленькой компанией мы шли на закате холмистой степью к северному побережью Керченского полуострова, к заливу Мама-Русская. Простор был тёплым и ласковым, о дневном зное как бы не помнилось, море ещё не показалось вдалеке. И мною постепенно овладело почти мистическое - нет, не чувство, а ощущение, физиологическое ощущение единства с геологическим пространством вокруг. Во мне всё отчётливее звучал некий древний голос, зов-не зов, какая-то длинная, ВЕЧНАЯ монотонная фраза не из слов, а, может быть, из биотоков. Говорили эти холмы и камни, но они не видели ни меня, ни проходивших здесь в течении тысяч лет кочевников и воинов, чьи движущиеся тени были такими же призрачными и случайными в гаснущем вечернем свете, как и я. Стоический монолог адресовался ни к кому, как вой ветра, как шорох радиопомех, как песня-мычание человека, закопанного по шею в песках. Я приотстал от друзей, оглушённый и опьянённый этим немым гулом, я испытывал нечто вроде сладостного ужаса, но сердце билось как никогда мерно и тихо. Когда мы вышли на побережье, голос оборвался, - возможно, заглушённый внешним, звуковым взыванием моря… Это чувство повторилось ещё раз, прошлым летом, уже на юге Керченского полуострова, тоже среди холмов и скал побережья и тоже на закате. Между этими двумя крайними точками ровно сорок километров, ровно четыре года и ровно город Керчь.

       * * *

       … Я никогда не писал обо всём этом, во всяком случае, в своих стихах. Но я счастлив, что помимо меня Керчь и Керченский полуостров своими образами и топонимами вновь, как в начале 20 века, проявляется в русской литературе, как например в поэзии Звягинцева и Полякова. Я знаю, что не будь на свете одного мечтательного города, не появились бы, возможно, на этот самый свет, например, волшебные строки Максимовой:

       ... В Цементной Слободке сойдёмся мы вновь
       и найдём отшлифованный камень
       или косточку персика, обглоданную хрустящей волною.
                Вода поднялась, просыпайся, железное сердце
                (бальные тапочки пахнут харбинской смолой).
       А потом расскажи, где китайский олень, где бумажное небо, -
       Вязнет в бархатном кашле бесчувственный мальчик-тапёр.
       Слышу, треснул рассвет и червивою розой раскрылся,
       Серафимом обугленным падает ночь на ковёр.

       Москва, декабрь 2000 – июнь 2002
       -----------------------------------------

[1] Эссе написано в декабре 2000 по заказу альманаха "ОстровКрым", который издан не был, и доработано в июне 2002. Фрагменты эссе (около половины текста) опубликованы в журнале "Крым", №1, 2002.

[2] См. статью о Матрунецком старшего научного сотрудника Керченской картинной галереи Л.М. Шабановой