ЛИТЕР.NET
ГЕОПОЭТИЧЕСКИЙ СЕРВЕР КРЫМСКОГО КЛУБА
создан при поддержке Фонда Дж. Сороса
ГЛАВНАЯ СТРАНИЦА ИСТОРИЯ ОБНОВЛЕНИЙ ПОИСК ГЛОССАРИЙ КОНТАКТ
КОЛЛЕГИ:
Vavilon.ru
Журнал
TextOnly
ExLibris НГ
Русский
Журнал
Галерея
М.Гельмана
Курицын-
Weekly
Библиотека
М.Мошкова
Малый Букер
М.Эпштейн:
Дар слова
Rema.ru
Интернет-
клуб
СКРИН
Ferghana.ru
Александр
Левин
Леонид
Каганов
Растаманские
сказки
Журнальный зал
Amason.com

 
Первая конференция по геопоэтике Зиновий Зиник

ДВЕ ГЕОГРАФИИ*

Эссе

Перекраивание карты мира - это, как известно, любимое времяпрепровождение диктаторов и реваншистов: по случаю победы над врагом или в связи с собственным катастрофическим поражением. (Настоящие политики, как и великие поэты, согласно Пастернаку, сами не должны отличать пораженья от победы). Однако изменение государственных границ - занятие столь же поэтическое, что и, скажем, вера в заклинательную силу слова у шаманов. Для переустройства мира в новых границах требуется идеология, а никакая идеология не существует без поэтики. Это очевидно. Поэт Е.Ф. Сабуров утверждал однажды в разговоре со мной, что именно из поэтов выходят лучшие дипломаты: поэзия, мол, в отличие о прозы, по ходу мысли стилистически ближе к государственному расчёту, дисциплине ума и тайной дипломатии. Пример тому в отечественной поэзии - Державин, Тютчев, Фет или тот же Пастернак (пример, впрочем, дипломата-неудачника, ведущего нелепые телефонные разговоры со Сталиным о судьбах русской интеллигенции). Когда поэт Сабуров ненадолго (мы знакомы вот уже лет тридцать) стал главой Крыма, у меня в голове и возникла идея встречи старых приятелей-артистов, в связи с самым неартистическим, казалось бы, поводом: полувековым юбилеем Ялтинской конференции. Юбилей этот совпал с посткоммунистическим пересмотром границ Европы. К тому времени наши общие друзья Комар и Меламид поэтизировали этот сюжет в своём панно "Ялтинская конференция", и нужна была какая-нибудь историческая стена, чтобы это полотно торжественно вывесить. Однако эта первоначальная идея как-то застряла между факсами моей подруги Маши Слоним в Москве и приемной Сабурова в Симферополе, так что идею юбилея встречи в Ялте трех гениев современной истории, разделивших послевоенную Европу на Запад и Восток, подхватило другое поколение, другие друзья-приятели и другие сорок тысяч курьеров с факсами.

Волюнтаристское вмешательство артистической мысли в политическую географию планеты не обязательно спровоцировано мировыми катастрофами, вроде большевистской революции или разгрома фашизма. Разительный пример тому - нулевой меридиан. Этот меридиан располагается, как известно, во дворе Гринвичской обсерватории в пригороде Лондона. Я несколько лет жил неподалеку и, пока вход в обсерваторию был бесплатный, при всяком удобном случае в этот двор заглядывал. Напомню, что нулевой меридиан представляет собой обыкновенную рельсу, тянущуюся через замощённый двор с севера на юг, и если встать над ней, расставив ноги, то одной половиной оказываешься на Западе, а другой - на Востоке. На тебя при этом нацелены разные телескопы и астролябии: с помощью них британцы и разработали лучшие на свете географические карты. За счёт этого (из-за артистичности и точности этих карт) нулевой меридиан в Гринвиче и был признан главным, и мир предпочёл в своё время Гринвичский нулевой меридиан всем остальным альтернативам: нулевой меридиан был и в Париже, и в Лиссабоне, и в Амстердаме, где такого меридиана только не было. В юбилей Ялтинской конференции я предлагал перенести нулевой меридиан из Лондона в Ялту как центр новой картографии Европы. Мне лично всегда казалось, что меридиан этот создан специально для индолога и буддиста Александра Моисеевича Пятигорского, в те годы моего соседа по окрестностям Гринвича: из-за своего косоглазия Пятигорский духовно тоже был одной ногой на Востоке, а другой на Западе.

Но скорее всего, А.М. Пятигорский сам до сих пор является для кого-то нулевым меридианом, и, оказываясь перед ним, взгляд начинает раздваиваться на Восток и Запад. Если учесть косоглазие А.Д. Синявского, осевшего в Париже, можно было бы в своё время разработать целую систему параллелей и меридианов под углом зрения величайших умов эмиграции - новую, эмигрантскую картографию мира. Эта двойственная суть сетки координат (географическая, политизированная; и личная, примысленная) - и есть, пожалуй, тема моего короткого эссе.

***

Двойственность нашего отношения к картографии проявляется прежде всего в концепции самого нулевого меридиана. Ведь это не натуральная часть земного ландшафта - это географическое понятие, гео–графия, то есть разрисовывание земного шара. Лишь викторианский ум, с его просветительским ражем, рационалистическим оптимизмом и одновременно непрошибаемым ощущением фатальности происходящего, способен был на подобный акт интеллектуального варварства: протянуть через весь глобус линию раздела мира на Восток и Запад. Это - как Железный занавес или Берлинская стена, с той лишь разницей, что рубеж этот - без вооружённой охраны. Но тем не менее, как символ раздела мира на Запад и Восток, меридиан тут же зажил своей поэтической жизнью. Недаром именно тут, в качестве политической провокации, взрывается бомба террориста и гибнет ребенок из романа Джозефа Конрада "Тайный агент": русское правительство (Восток) недовольно толерантным отношением английского правительства (Запад) к всемирному анархизму, и устраивает взрыв, чтобы спровоцировать в Англии репрессивные меры против врагов самодержавия.

Нулевой меридиан - концептуальная фикция, и её вымышленный противоречивый характер ощущается буквально (визуально), когда стоишь у обсерватории на Гринвичском холме с видом на Темзу. На набережной внизу видно двухкупольное здание старинного Гринвичского госпиталя (он был отстроен после Великого пожара Кристофером Реном), и вдаль, к Сити с собором Св. Павла, убегает серебристая лента Темзы. Узнаете? Это - классический "Вид на Гринвичский госпиталь" раннего Тёрнера. Контраст стилей поразителен.

Тёрнер для меня - это вечная попытка добраться до колористической первоосновы мироздания. Тёрнер - это алхимик живописного ремесла. (Это Тёрнер сказал, что в английской погоде в одно мгновение сразу четыре времени года). Он был по темпераменту естествоиспытателем и доверял только природному эксперименту и своим пяти чувствам. Он высовывался из окна экипажа во время ураганного ливня, чтобы ощутить кожей то, что видели глаза. В бурю, во время морского путешествия, он приказал привязать себя к мачте, чтобы воочию увидеть, услышать и ощутить шторм.

И вот, в наши дни, когда мы стоим на Гринвичском холме, отягощённые цитатами из прошлого, ландшафт перед нами распадается на два произведения искусства. Одно - концептуальное: стальной диктаторской линией мир разделён на две части авангардистской инсталляцией нулевого меридиана. Второе - интуиционистское: Тернеровский пейзаж, где кистью, на холсте, создается иллюзия проникновения одновременно в четыре времени года, в четыре элемента природы. Анонимный политический акт (нулевой меридиан) оттенён сугубо личностным интуитивным видением. Тернер, как известно, предвосхитил абстрактный экспрессионизм; викторианские создатели нулевого меридиана - сталинских зодчих Железного занавеса.

Любопытен этот ретроспективный взгляд на Гринвичский ландшафт и тем, что для нас сейчас линия нулевого меридиана прочерчивается тенью интеллектуальной рефлексии не только на пейзаже Тернера, но и на его жизни. Наш взгляд замечает сейчас в его биографии то, что раньше лишь упоминалось как курьёз. Например, его двойная жизнь. Он был одним из самых богатых художников Англии, членом Академии, с особняком в центре Лондона. Но ещё был известен и в Челси (тогда - пригород Лондона) как любовник некоей вдовушки капитана Бута. Он проживал у неё в неказистой мансарде и каждое утро отправлялся на лодке на южный берег Темзы: чтобы увидеть северный берег с другой стороны. Знакомцы капитана Бута не подозревали о существовании члена Королевской академии Тернера. Каждый из двух Тёрнеров вёл вполне автономное существование. Между ними проходила невидимая линия нулевого меридиана Тёрнеровской биографии, его Восток и Запад. Он создал две приватных географии в собственной жизни и наблюдал за ними с двух разных берегов.

Перебраться из Южного пригорода Лондона в центральные северные районы на другой стороне Темзы труднее, пожалуй (из-за разницы в ценах на жильё), чем эмигрировать в в 1970-х годах в Лондон из Москвы. Я прожил, по семейным соображениям, неподалеку от пригорода на юге Лондона несколько лет, перебравшись туда из фешенебельного Хэмстеда. Возвращение в Хэмстед было как возвращение на родину. (Как цыплёнок, принимающий за мать первый увиденный предмет, эмигрант принимает за родину первый же полюбившийся район чужого города). Дело не только в привычности лиц и закоулков. Я жил подолгу в самых разных частях Лондона. В каждом из этих районов было нечто для меня привлекательное. Но нигде, кроме Хэмстеда, я не чувствовал себя по-настоящему уютно. И улица Бельмот Хилл на Юго-Востоке не была исключением. В Хайгэйте (там где могила Карла Маркса), на улице Норт Хилл, я тоже чувствовал себя не самым лучшим образом. Лишь переселившись в Хэмстед, на улицу Хаверсток Хилл, я почувствовал себя дома. В чём дело?

Как вы наверное уже заметили, все мои главные адреса связаны со словом Хилл, то есть "холм". Эти улицы совсем не обязательно поднимаются в гору в реальной нынешней географии города, но они обычно совпадают с одним из главных направлений городской уличной жизни. Куда же они ведут? На юг, на север, на запад, на восток, всегда в сторону от некоего делового центра района (Лондон - это конгломерат хуторов-деревень, и у каждого хутора свой центр). Я стал рассматривать карту города и понял, что все мои "хиллы" всегда вели более или менее с севера на юг, с разной степенью отклонения в направлении северо-запада.

В своём московском прошлом я никогда не рассматривал городскую карту. Карт просто не существовало (чтобы не стать находкой для шпиона). Городская топография существовала лишь у нас в голове, в виде устных инструкций: сразу за булочной направо в переулок с покосившимся забором мимо башни в подворотню рядом с надписью "Не прикасаться: высокое напряжение". Собственно, карта города представляла собой маршруты между квартирами друзей, пункты встреч и городских визитов. Названия географических направлений были лишь ярлыками. Много лет спустя увидев, наконец, настоящую карту города, я с искренним удивлением обнаружил, например, что станция метро "Юго-Западная" действительно располагается в юго-западной оконечности Москвы.

И вот, сопоставив карту Москвы с картой Лондона, можно убедиться, что улица моего нынешнего проживания Хаверсток Хилл почти идентична по своим городским координатам улице моего детства в Марьиной Роще - Октябрьской улице. Когда я выхожу из своего нынешнего лондонского дома, я испытываю совершенно детское ощущение привычности окружающей топографии: вот там, вниз по улице, центр, а за спиной - парк, а справа рынок (Минаевский? Камден?). Лишь одна топографическая деталь вызывала у меня до последнего времени некоторое беспокойство: мой родной дом на Октябрьской улице в Марьиной роще находился на правой стороне; а в Лондоне я живу на левой. Пока до меня не дошло: ведь в Лондоне левостороннее движение!

Мораль этой ассоциативной логики в том, что у каждого из нас с детства вырисовывается в уме наша внутренняя картография, некая сетка параллелей и меридианов с центром в нашем родном доме, в нашей квартире. Многие люди, скажем, даже мебель в каждом новом месте жительства расставляют совершенно одинаково. В нашей земной миграции мы стараемся отыскать место, приближающееся к нашей особенной внутренней картографии. Это уже не география, а био–графия. (Есть такая теория, что Петербург в романах Достоевского есть полусознательная шифровка топографии родной ему Москвы).

Эта внутренняя карта накладывается на внешнюю, "объективную" географическую систему координат. Эти две карты весьма редко совпадают. Мы пытаемся достичь идеального совмещения, и бродяжничаем в поисках этого идеала, руководствуясь внутренним компасом. У некоторых этот компас отсутствует вообще, и тогда мы сталкиваемся с феноменом "вечного жида". Лишь истинные политики не знают прошлого и воспринимают реальную картографию планеты как свою собственную. Не измеряется ли наша политическая нервозность этой самой разницей - между нашим внутренним "нулевым меридианом" и реальностью? Более того. Для многих "улица детства" давно перестала существовать в реальной (политической) географии, наложилась на другие улицы другого детства, стала улицей прошлого, из топографии нашей памяти. Мы пытаемся совместить эту ностальгическую географию, внутренний компас памяти, со странной, чуждой нам реальностью вокруг. Не является ли степень смещения этих двух географий мерой поэтизации действительности?

Лондон, апрель 1996.

* Текст передан в оргкомитет конференции из Лондона по факсу.


 
ПРАВДА
о Крымском
клубе
ТРУДЫ и ДНИ
АВТОРЫ
ФОТОГАЛЕРЕЯ
ФЕСТИВАЛИ и
КОНГРЕССЫ
ФЕСТИВАЛЬ ПОЭТОВ
ГЕОПОЭТИКА
ЭКСПЕДИЦИИ
МАДАГАСКАР
ГЛОБУС
УКРАИНЫ
ДНЕПР
ХУРГИН
АНДРУХОВИЧ
Мир искусств
Котика
ВЕРБЛЮДОВА
ЗАНТАРИЯ
В.РАЙКИН
ЕШКИЛЕВ
ИЗДРИК
ЖАДАН
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function set_magic_quotes_runtime() in /home/virtwww/w_liter-aaa_44b54048/http/ccc3edd198828463a7599341623acddc/sape.php:221 Stack trace: #0 /home/virtwww/w_liter-aaa_44b54048/http/ccc3edd198828463a7599341623acddc/sape.php(323): SAPE_base->_read() #1 /home/virtwww/w_liter-aaa_44b54048/http/ccc3edd198828463a7599341623acddc/sape.php(338): SAPE_base->load_data() #2 /home/virtwww/w_liter-aaa_44b54048/http/down.php(6): SAPE_client->SAPE_client() #3 {main} thrown in /home/virtwww/w_liter-aaa_44b54048/http/ccc3edd198828463a7599341623acddc/sape.php on line 221