| |
|
Русский журнал, 14.01.99 -
http://www.russ.ru/journal/ist_sovr/99-01-14/klekh.htm
Игорь Клех
К вычислению шага времени
1. "Мир без войн и
контрибуций"
В"Макбете"
сказано, что земля, как и вода, способна рождать
пузыри. Особенным плодородием в этом отношении
отличалась российская почва начала века. То были
не только отмеченные Волошиным "демоны
глухонемые" войн и социальных возмущений, но и
нетерпеливый, увлекающий за собой, многоликий
утопизм социально-политического,
религиозно-философского, естественно-научного и
художественного свойства.
Можно предположить, что на деле
имел место выход сглаженных и умиротворенных
конфликтов и войн, "проглоченных" XIX
столетием. Каждое поколение раз в тридцать лет
могло повоевать, но те локальные конфликты все же
не приносили настоящего удовлетворения
глобальной цивилизации, начавшей складываться
после Наполеона. С каждым разом мир успевал все
более себе опротиветь. Ограниченное
разнообразие, вносимое в его жизнь техническими
изобретениями, перестало удовлетворять. На
двадцатый век пришелся своего рода "девятый
вал" энергетического выброса. Человеческая
биомасса пошла сперва на один, затем на повторный
всплеск - и расходившиеся волны долго улегались в
последующих поколениях. Перерыва, однако, не
было. Просто следующая волна, пиком которой стал
Карибский кризис, зародившаяся в 1956-м в Москве,
Будапеште, где-то на Ближнем Востоке и севере
Африки, в Калифорнии и Ливерпуле и сошедшая на
нет в 1968-м в Праге, опять в Москве, Париже,
Вудстоке и в китайской "культурной
революции", оказалась удержана и погашена
совместными усилиями, благодаря коллективному
страху перед атомным оружием. Энергия ее
разряжена, бунтарские молодежные движения
абсорбированы соответствующими обществами,
благодаря комплексу не всегда осознанных и
продуманных мер. (Вьетнам и Афганистан
соответствовали логике противостояния в
"холодной войне" и использовались
сверхдержавами как своего рода пограничные
столбы для чесания спин.)
К середине 80-х в
народонаселении СССР сложилась критическая
масса людей, не удовлетворенных условиями своего
существования в оседланном и стреноженном
состоянии, в квазииделогическом наморднике
(прокламированный коммунизм оказался
"замылен" и фактически отменен). Начиная с
прекращения геронтократии в СССР и
Чернобыльского выброса, вулкан России заработал,
в результате чего пошла цепная реакция и мир
опасно накренился. Уже более десятка лет его
удается совместными усилиями удерживать,
локализуя выбросы энергии и не давая закружиться
гигантской воронке. Не в последнюю очередь это
стало возможным благодаря краху глобальных
идеологий. Хотя... зарекалась свинья помои
хлебать. Жить совсем без идеологий нельзя, а с
ними - невозможно. Вирус бешенства всегда сидит в
человеке, и только если мы не потеряем
самообладания и не утратим рассудка, наши дети
могут быть сохранены. Смердяковы остались без
красивых идей и временно предоставлены самим
себе. Наступившую эпоху исчерпывающе - авансом -
определил Бродский: "Ворюги мне милей, чем
кровопийцы." Количество лжи в обществе не
уменьшилось, но по крайней мере ее монолит
оказался разбит - тайное подверглось
секуляризации и имеет тенденцию становиться
частично явным. По очкам покуда выигрывает
недалекий и крайне неустойчивый прагматизм. Хотя
подспудное идеологическое брожение идет, и
по-прежнему способна "собственных Плутонов
российская земля рождать". Ситуация отчасти
схожа с памятным многим москвичам пожаром
торфяников. Если его удастся придержать - дело
власти дать людям возможность по-людски жить и
работать в изменившихся условиях - то следующая
волна придет не скорее, чем лет через 15. Поскольку
пик последней по времени пришелся на два путча
начала 90-х, - припомните количество людей, рыщущих
в те годы по улицам в поисках смерти. Плюс по
шесть лет на нарастание и затухание, как и в
56-62-68-ом. То есть вся фаза "всплеска" (или
"смуты") длится в среднем 12 лет, а начало ее и
конец всегда отмечены кризисами.
Прошу прощения у читателя за
кажущуюся точность, я знаю на самом деле не
больше него. И все это только попытка автора
рассуждать здраво, находясь у подножия
исторического оползня. Предположить можно все,
что угодно, но, в свете сказанного, интересно было
бы заполучить исчерпывающую статистику
стихийных бедствий и катастроф для продолжения
умозаключений. Давно (Чижевским) высказано
подозрение, что есть определенная связь между
проявлениями социальной и природной активности,
на что указывают многочисленные совпадения и
непроясненная периодичность того и другого.
Следует также учитывать, что возможны варианты -
локальные встряски, задержки, связанные с
пробуждением и выходом на историческую арену
политических "тугодумов", либо с обеганием
вокруг земшара волн повального сепаратизма и
терроризма, подстегиваемых, посредством
масс-медиа, нашим к ним кровожадным интересом.
В отличие от природных,
последствия исторических катаклизмов никогда не
успевают утихнуть настолько, чтобы их не
перекрывало начало следующих. Виной тому,
вероятно, является большая реактивность
человеческой природы, которую мы зовем памятью. Я
не раз задумывался: с чего это поколение моих
родных и двоюродных сестер и братьев размазано
по всему глобусу, не потому ли, что родились мы от
участников и беженцев последней мировой войны?
Наша затянувшаяся молодость
пришлась на годы стабильности, перешедшей в
"застой", а когда мы, кто как умел,
перебесились, в обществе начались такие
стремительные перемены, что только держись.
Налицо полное непопадание в такт со временем:
исторически бестактное, вынужденно
перевернутое, опрокинутое поколение. Тем
интереснее для тех в нем, кто сохранил не только
вкус к переменам, но и способность к самостоянию.
А также, возможно, - для оторванного наблюдателя,
следящего за ходом испытаний, если таковой
отыщется.
И все же, отвлекаясь от
политических одежд, трудно отделаться от
представления о синусоидальном характере того,
что разыгрывается сегодня по нашу сторону
телевизионного экрана.
2. Что было и что будет?
Закончив безобидные расчеты, я
получил отказ их опубликовать последовательно в
трех редакциях весьма серьезных московских
газет. Я вполне допускаю, что продуцентам
новостей высказанные мной соображения
представились дилетантскими, но не могу не
подозревать в цеховой солидарности этих
неутомимых борцов с человеческой праздностью,
защищающих от посягательств самый источник
своего существования. Их дело - хроника, а не
обобщения, и в профессиональном отношении,
скорей всего, они правы. И все же, сказав "а",
я намерен сказать и "б" - предъявить скрытые
движущие части синусоидальности. В максимально
откровенном виде исходный тезис будет звучать
так: в 86-м и несколько последующих лет мы
(несколько объединившихся поколений)
"замочили" отцов, - если кто этого еще не
понял. Мы сделали так потому, что они не давали
нам жить, не позволяли вырасти, выдерживали в
коротких штанишках (это только отчасти метафора -
так восстали французские
"бесштанники"-санкюлоты, лет двести назад
заявившие: "длинные штаны на нас, решать будем
мы"). Конечно, нам слабО было справиться с ними,
пока они находились в силе и даже позднее.
Переданная им сила дедов заключалась в том, что
они умели умирать. Что-что, а это делать они умели,
было бы низким этого не признать. То есть мы
справились с ними, только когда они одряхлели
(вспомним геронтов-генсеков)
и окончательно растеряли родительский
авторитет. Вот он источник преследующего
кое-кого из нас чувства вины. И все же их участь
заслужена (тем более что никто их физически,
прошу прощения за повтор арготизма, не
"мочил": их лишили власти, прогнали,
отстранили те же, что удержались у власти, - не
"бывшие коммунисты", чем их любят попрекать,
а сменившие идентификацию перебежчики из одной
генерации в другую).
Уже догадавшись об этом всем, я
узнал, что существуют книжки, в которых люди,
многократно более прозорливые, все это давно
описали. Это Фрейд в его последней работе
"Моисей и монотеизм", это Юнг и Фрезер
(читанные, но не отнесенные на собственный счет),
это Серж
Московичи ("низость в психологии толп всегда
одна и та же..."). С незапамятных времен либо
недалекие отцы "мочат" недостаточно
покорных сынов, либо еще более недалекие сыновья,
объединив усилия, "мочат" отца-кабана. И в
отчаянии от содеянного сакрализуют его фигуру (а
затем уже - "брат на брата" и "революция
пожирает своих детей"). На противоположном же
полюсе - "Возвращение
блудного сына" Рембрандта и "Троица"
Рублева. Это все один мета-сюжет, образующий едва
ли не главнейший нервный узел нашей цивилизации.
Добавьте сюда еще фигуру матери ("Царь Эдип",
"Гамлет" и Богородичный миф), и человеческий
мир в своих определяющих чертах будет описан).
И даже когда дело не доходит до
насилия, проходит 25-30 лет - и выросшие дети не
желают больше носить и читать то, что носили и
читали их "предки". И, наконец, прямо в лоб:
находящиеся в зените мощи родители, не желающие
делиться властью с отпрысками, вступающими в
возраст зрелости, эти родители, прекратившие
подавлять сексуальность своих детей и
отпустившие их из собственных семей, пожнут в
результате бурю, если не начнут делиться
захваченной либо полученной властью. Дети всегда
правы и только потом виноваты.
От дальновидности отцов
зависит, как все мы будем кататься на своих
синусоидах, и не станут ли в очередной раз
30-летние, придержанные до седых волос, скидывать
и изгонять в очередной раз многоопытных, но, увы,
самонадеянных, заскорузлых и жадных отцов,
синхронизировавшись с подоспевшими и на все
готовыми 17-летними.
В свете сказанного, если не
доводить большие массы людей до крайности, к
тревожному 2000-ому году еще не созреет поколение,
которому хотелось бы бунтовать по причинам более
глубоким, нежели несвоевременная выплата
зарплат и пенсий. Чего я совсем не взялся бы
утверждать о пятилетии между 2010-15 годами.
Но как сказал один современный
ребенок (о воскрешении мертвых, кстати):
- Э-э, когда это еще будет!..
|
|
| |
|