Даур ЗАНТАРИЯ

СЛОВО О НАУЧНЫХ ОТКРЫТИЯХ

(Архимед)

Архимед, как только открыл Закон, точнее: как только сформулировал его, чтобы было понятно простым смертным, тотчас же выбежал на улицу - полногрудый, общипанный, являя гражданам Сиракуз дряблость чресел! Эврика, дeскать, эврика! Представляете, как бы его засмеяли, будь это Астраханские бани! А между тем в Астраханских банях собирается наиболее интеллигентная клиентура, а в домах, что вокруг, проживает самая приличная публика.

Кончено, гражданин Эллады был совсем другим. Зря говорят, что человек не меняется. Современный человек еще как изменился: изменилось его понятие о стыде. И в зависимости от того, как трансформируется это самое понятие о стыде, как уступает естественность место ханжеству с его наиболее изощренным результатом - Человеком Без Комплексов - трансформируется и он, человек, а вместе с ним то, что принято именовать историей. В Греции в храме, а то и на главной площади города могло стоять изваяние обнаженной женщины со всеми делами, а простолюдины воспринимали его именно как идол, как богиню, причем девственную богиню целомудрия. У нас, даже при всем нашем приобщении ко всему передовому, об одетых и наглухо застегнутых скульптурах чего хошь говорят, а граждане Эллады Артемиде приносили жертвы и относились к ней с известным языческим благоговением. Но уже Гоген, дитя Франции конца XIX века, создавая "Манао тупапу", вынужден был решать такую задачу: как изобразить обнаженную, чтобы при этом зритель не воспринимал его модель как предмет вожделения. Возможно, тут сыграла роль излишняя ревность художника к возлюбленной таитянке, но все-таки проблема существовала. Если обнаженная да спит - акт уже произошел, если она бодрствует и смотрит - значит она - гы-гы-гы! – акта этого ждет. И художник придумал: она боится. И боится именно привидения. Только трогательные чувства при виде беззащитной дикарки, возникая в душе цивилизованного европейца вместе с желанием ее защитить, могут быть оградой от его вожделения. Но это разговор отдельный. А сейчас о научных открытиях.

Появление Диогена на рынке и акция со светильником, помимо всего прочего, есть не что иное, как простейший метод разъяснения публике сложной мысли; свою идею он сформулировал жестом, как Архимед - словами, Пифагор - математическими символами. Закон создается только Богом, он лежит на поверхности, и в тайных мыслях посвященным явлен всегда. Открытие же состоит в том, что найдено понятное его выражение. Архимед мог и не выбегать голопузым на агору: достаточно его фомулировки Закона Архимеда - и все ясно. Диогену же пришлось и свечу днем жечь, и в бочке посидеть, и Александра Македонскиса обидеть: тот сам пришел, квартиру в центре города предлагая вместо бочки, а этот - не заслоняй, дескать, солнца! Но делали гении одно дело: окрывали людям Знание, ибо пришла пора этому Знанию быть открытым людям. И дневная свеча Диогена так же функциональна и прагматична, как и закон Пифагора, примененный при строительстве пирамид. Практическое применение мысли Диогена в том, что _еще одна истина понята людьми.

Безусловно, Архимед рассчитывал, что толпа его поймет, раз так забавно поспешил своим законом поделиться. Если бы между ним и народом была стена непонимания - чего уж тогда выбегать? Может этого закона все Сиракузы ждали, как ждали очередного оборонительного сооружения, которых во множестве для города ученый придумывал?

Скорее всего ученый действительно был занят изобретением нового оружия для доброго тирана Сиракуз, а закон Архимеда пришел ему в голову мимоходом. Ведь в баню пришел, как и все нормальные эллины, чтобы отдохнуть и расслабиться. Лежит великий ученый в позе, воспетой Козьмой Прутковым в стихотворении "Философ в бане", - и вдруг ка-ак подскочит, точь в точь как вздрогнул Ньютон тысячелетия спустя, когда падающее яблоко угодило ему в ермолку. Гениальные открытия зачастую являются как побочный результат.

Немало туш плескалось в ваннах,

Немало яблок било лбы,

Но спит в потемках без названья

В пределах "если б да кабы"

Закон. Закон себя не прячет,

Лишь должен быть произнесен,

И все мудреные задачи

Таят, как радугу, закон.

В саду родном, но незнакомом,

Где облетает барбарис,

По тонким ниточкам закона

Шурша листва струится вниз.

Открытие ошпарило Архимеда, как кипяток. Раскидав в стороны и "Леквоною и ременно-обутого Тавра" (см.К.Пруткова), он выскочил прямо на улицу, без гематия и без сандалиев.

Но давно уже шведская королева вручает ученым нобелевскую ветвь за те труды, чей смысл даже ей не понять. Но ведь и Лаврентий Берия возглавлял шарашку, где ученые разрабатывали научные проекты, только названия которых он бы ввек не растолковал. Средневековый маг и астролог, вызыватель духов, Фауст, в народе пользовался великим почетом, потому что при необходимости он лечил и учил народ. А нынешний академик, сколько бы ни основывался на марксистский метод и сколько не трудился на прогресс, уже не лечит и не учит народ: его исследования понятны только узкому кругу посвященных. Вот о чем речь. А настоящий Закон, открытый Богом людям через избранных, тотчас становится понятен любому гимназисту, что ни на миг не умаляет величия первооткрывателя.

Все, кто побывал в Сухуме, непременно посещали обезьяний питомник. Не всем, однако, известно, что знаменитый этот обезьянник был видимой частью айсберга, которым являлся засекреченный, стратегического значения Всесоюзный институт экспериментальной патологии с его бессменным директором академиком Массикотом. В этом институте ставились опыты над обезьянами, которые, как известно, наиболее близки к человеку. Подробнее об этом таинственном институте мы расскажем в другой раз, а сейчас речь о том, что этот институт виной тому, что в нашем черноморском городе Сухуме растет самый настоящий анчар, а мой сосед дядя Жора впал в отчаянье, потому что чуть было не открыл средство от облысения - вещество, при посредстве которого на самой лысой лысине вырастают юношеские волосы (вырастали бы, если такое средство японцами уже не открыто, а дядя Жора был к нему близок в начале шестидесятых) со скоростью, с которой растут обычные волосы. Но именно: чуть было. Итак, по порядку.

Анчар сам Пушкин в сносках охарактеризовал как древо яда. Его не надо путать с ядовитым деревом Токсикодендрон, которое стоит, огороженное, в Сухумском ботаническом саду и показывается всем экскурсантам. Нет, анчар растет на цыганском кладбище в Старом поселке. Его создательница - жена местного гангстера, которая так сильно ревновала своего мужа к цыганке, с которой у гангстера был длинный роман, что не успокоилась даже тогда, когда любовница-цыганка умерла; работая в вышеназванном институте Массикота, ревнивая жена выкрала из запасников сверхсекретный лапидермиус и поливала им корень барбариса, посаженного родителями цыганки на ее могиле, отчего куст барбариса стал настолько ядовитым, что совсем как у Пушкина

К нему и птица не летит,

И тигр нейдет, лишь вихорь черный

На древо смерти набежит -

И мчится прочь, уже тлетворный.

А открытие средства от облысения чуть было не произошло таким образом. Как-то в конце рабочей недели дядя Жора остался в лаборатории, увлекшись опытами. Ответ был близок, но только близок. Думая о том, как славно было бы открыть лапидермиус впервые в науке (а это искуственная плазма, при помощи которой другая искусственнная плазма наиболее эффектно срастается с неведомой наукой новейшей плазмой - открытие, которое выдвинет институт на мировой уровень, а дяде Жоре обеспечит Ленинскую премию как минимум), сосед-ученый рассеянно проводил пальцами по потеющей лысине. Наконец охрана его выпроводила. А уже вечером у дяди Жоры зачесалось лысое темечко: на том месте, где прошлись его пальцы, тремя перекрещивающимися рядами росли волосы! И не седые, как остатки на затылке, а юношески-пушистые и русые! Какое-то вещество, которым ученый пользовался при опытах, дало этот неожиданный эффект. Надо было ждать до понедельника, институт стратегический, охрана в выходные дни не впустит самого Массикота. Доживем до понедельника, а там он исследует все пробирки. Только дядя Жора знает, как медленно ползло время в эти выходные. Всемогущее сообщество лысых по достоинству оценит это открытие, побочное, как и все гениальные. Какая там Ленинская! Фрачный, он улыбнется стокгольмцам, между тем, как королева...

К славе дядя Жора был готов. Но не готов был к такому обороту событий... Утром он пришел раньше всех. Но до девяти охранник его не впускал, а сам при этом был лыс, как лысый черт. Наконец взбегает дядя Жора в лабораторию... и пропустим смачное греческое ругательство! Уборщица, которую когда надо не заманить было в лабораторию, в это утро все колбы и пробирки вымыла и вычистила до блеска! Без следа!

Конечно, Массикот, поглаживая лысину, и без которой его облик был бы достаточно импозантным, разрешил дяде Жоре оставить поиски лапидермиуса и искать то самое вещество. Но дядя Жора его не нашел. И лапидермиуса тоже не открыл.

Вы ждете рассказа о том, как он спился, как опустился, дядя Жора? Нет, его спасли стоицизм и кинизм потомка эллинов и, не в последнюю очередь, релаксирующие свойства (ново)греческих крепких выражений.

А я расскажу вам притчу о двух самых величайших открытиях для человечества, притчу, которая является плодом моего вымысла, а не народной мудрости.

Осень витязь Хатт из рода Хаттов проводил в горах со стадом коз. Уже становилось холодно; он разжег amacva, что на абхазском языке есть огонь. Он сидел у amacva, глядел на небо, давая названья созвездьям. Молния ударила дуб. Amacvus, - сказал он, что означает: бьющий огонь. Осенью он был в горах со своим стадом коз. Он залег в тени, играя на свирели, - и вдруг заметил, что козы его оживлены. Он заметил, что козы оживлены, потому что попробовали незнакомого ему цветка. Желая узнать, что это за цветок, столь ожививший коз, он сам попробовал сока его лепестков. Хатт попробовал этого цветка. Козы продолжали плясать, а он лег ниц на землю. Вот встану я - и, куда не пойду, куда не прочерчу себе дороги от места, где лежу в печали, а от точки, где я лежу в печали, я могу прочертить сонмище лучей-дорог - и повсюду мои лучи-дороги перерезает смерть. Смерть - это круг, внутри которого я заперт. И от этой догадки он почувствовал себя одиноко. Познав свою запертость в круге жизни, за чертой которого смерть, он почувствовал такое одиночество, что его потянуло к людям. Он поспешил к ним.

Уже становилось холодно. Встав на косогоре, он увидел людей, собравшихся вокруг огня. Amacvaz , - сказал он, что означает "собравшиеся вокруг огня", а

сегодня это слово понимается как "кольцо". Ибо нельзя вокруг огня рассесться иначе, чем кольцом, то есть кругом.

Люди, сидевшие вокруг огня-amacva, тянули руки к его теплу. Их руки, как спицы,тянулись от круга к центру, где точка огня. Люди заметили его. Они встали и побежали ему навстречу. Обступили его кругом, ибо обступить нельзя иначе, чем кругом, - и тянули к нему спицы рук.

- Учитель людей! Тот раз ты нам показал, как разводить огонь. Нам стало и теплей, и счастливей, и уверенней. Что принес и что покажешь ты нам сейчас? - спрашивали они его.

Когда-то было ему так одиноко, что в сердцах он высек огонь из кресала. Огонь он принес людям. А сейчас он видел аmacvaz, он видел Круг жизненного плена, и сейчас он задыхался внутри этого круга.

Но люди ждали и надеялись. И Хатт сказал им: Я принес вам Колесо! И научил людей пользоваться колесом.

07.07.97